И.Г. Ханин г. Днепропетровск, Украина О ПРИМЕНЕНИИ И РАЗВИТИИ НАСЛЕДИЯ
ЛЬВА НИКОЛАЕВИЧА ГУМИЛЁВА
Введение. Величие личности Льва Николаевича Гумилѐва проявляется в глубочайшем интересе и уважении к истории и Человеку, независимо от того, к какому времени, культуре, классу, этносу и национальности он принадлежит. Этот интерес и пассионарность автора ощущаешь во время чтения работ, точнее произведений, Льва Николаевича. Его стремление к вечным ценностям истины и красоты, пренебрежение конъюнктурой в науке и в жизни, выдаѐт в нѐм пассионария знания, красоты и справедливости. Его, наверное, нельзя отнести к пассионариям власти, но он никогда и не робел перед грубой силой. Его жизнелюбие, жизненная стойкость известны и поразительны. Мало кто способен выдержать несправедливые удары судьбы такой силы, как он. Его опорой была искренняя религиозность, не только унаследованная, но и выстраданная, сочетавшаяся с глубокой и энциклопедической образованностью и тем самым являющаяся свидетельством утончѐнной философской культуры и душевной широты. Очень трудно соответствовать Гумилѐву, человеку и учѐному, но к этому следует стремиться. Время требует личностей возрожденческого масштаба и Лев Николаевич является примером, который может и должен стать образцом для воспитания талантливой молодѐжи наших стран.
Наследие Гумилёва. Лев Николаевич Гумилѐв принадлежит к когорте титанов 19 – 20-го веков, которые в поисках сущностей, стоящих за психическими и социально-экономическими явлениями, обладая обострѐнным чувством времени, начали успешно применять онтологический подход, бывший до этого прерогативой естественных наук, в науках о человеке и человеческих общностях. В этом отношении Льва Гумилѐва можно поставить в один ряд с Карлом Марксом, Зигмундом Фрейдом, Алексеем Лосевым, Владимиром Вернадским, Питиримом Сорокиным, Мерабом Мамардашвили, Юрием Лотманом.
Всѐ это очень разные люди, яркие индивидуальности, каждый со своими субъективными симпатиями, предпочтениями и антипатиями, рождающими разные ответные реакции. Но их объединяет глубокий интерес к бытию (онтологии), в частности общественному, как истине, в отличие от увлечѐнности поверхностными и случайными комбинациями явлений, их смысловым и частотным анализом, столь характерными для гуманитарных наук. Название книги Гумилѐва
«Конец и вновь начало!» [1] можно отнести к онтологическому подходу, который сыграв свою роль в естественных науках, вернулся на новом витке развития для применения к объектам гуманитарного знания.
Эта сторона наследия Гумилѐва изучена недостаточно, если не считать им самим декларируемую связь своей теории с идеями Вернадского. Поэтому кому-то наши слова могут показаться натяжкой. Однако, можно аргументированно показать, что между основными идеями названных нами личностей действительно существует логическая связь, что всѐ это звенья одной цепи, вернее, узлы единой ткани познания.
Сделав предметом исследования онтологию товара, Маркс вышел за рамки психологизма Адама Смита. Отметим, что при этом, назвав товар фетишем, он фактически обнаружил его знаковую (семиотическую) природу. Ж. Бодрийар развил этот аспект в своей «Критике политической экономии знака»[2].
Серьѐзные шаги в направлении онтологии психики человека сделаны Зигмундом Фрейдом, который попытался определить структуру еѐ гипотетического «тела», разделив его на части (id, ego и superego). Он же, исследуя психосоматические эффекты, продемонстрировал реальность особого вида энергии – психической, а также предположил существование механизмов сублимации – превращения биологической энергии в психическую энергию творчества, то есть фактически энергию пассионарности. Возможно, действительно, еѐ источники находятся не только в космосе, как предполагал Лев Николаевич[3]), но и на Земле.
Что касается философии всеединства Алексея Лосева, то она могла повлиять и, возможно повлияла, на мышление Льва Николаевича. Действительно, философия Лосева сконцентрирована на онтологии. Сам он скептически относился к гносеологии как разделу философии: «Мышления касается много наук, и прежде всего — феноменология и логика, а, по-моему, также и онтология.
С ним же преимущественно оперирует и тот род и отдел метафизики, который обычно именуется т. н. гносеологией. Метафизикой же я называю гносеологию потому, что она обычно исходит из
противостояния субъекта и объекта, из вещного раскола знания и бытия, что, несомненно, является или сознательным, или бессознательным вероучением, а не фактической действительностью. Разграничить сферу всех этих наук в области мышления является чуть ли не единственной задачей последних десятилетий в философии. Путаница и неразбериха, царящая в этой сфере, до того ужасающе велика, что этот вопрос о разграничении все снова и снова поднимается в отдельных исследованиях и, вероятно, еще долго без толку будет подниматься» [4, стр. 45 – 46]. Кроме того, Лосев относился к к слову, как мощному источнику особой энергии:
«Язык есть предметное обстояние бытия, и обстояние — смысловое, точнее — выразительное, и еще точнее — символическое. Всякая энергия сущности есть, стало быть, язык, на котором говорит сущность с окружающей ее средой»[4, стр. 97 – 98]. На этом фоне не так важно, что Гумилѐв считал энергию пассионарности биохимической. Лосев не разделяет объект и субъекта, тем более у него едины сущности и их энергии. Неизвестно, был ли Гумилѐв знаком с произведениями Лосева, но в период его взросления идеи серебряного века, особенно в той среде, где он рос, должны были ещѐ «витать в воздухе».
Также несомненна непосредственно или опосредованно индуцированная связь учения Льва Николаевича с работами Питирима Сорокина, его интересом к «социогенезу» (социальная и культурная динамика[5]), к темпоральной стороне социологических объектов, к пониманию необходимости установить тела, участвующие в социальных процессах[6]. Гумилѐва и Сорокина сближают не только схожие методы, но и общий объект – человеческие общности, по отношению к которым их учения взаимно дополняют друг друга. Лев Николаевич неоднократно подчѐркивал, что своими трудами не касается непосредственно сферы социологии[3], откладывая тем самым на будущее решение вопросов взаимоотношений между своим учением, с одной стороны, и социологией, с другой.
Свою связь с идеями Вернадского Лев Николаевич неоднократно подчѐркивал сам[3]. С другой стороны, Вернадский, вводя в обращение понятие ноосферы и как естествоиспытатель рассматривая его в одном ряду c такими понятиями как геосфера и биосфера, не мог трактовать его иначе, как «телесность», природа которой при этом не исчерпывается физическими или биологическими свойствами. Другой наш выдающийся соотечественник Ю. Лотман, развивая идею ноосферы, предложил понятие семиосферы[7]. Таким образом, Вернадский, как и Гумилѐв, несомненно был в этих отношениях онтологичен, а этносы следует рассматривать в пространстве, определяемом через понятия гео- , био- и ноосферы.
Мераб Мамардашвили писал, что продуктивные идеи, возникая спонтанно, пронизывают пространство, проявляясь в виде соответствий, которые обнаруживаются между, на первый взгляд, далѐкими носителями сознания: «Есть циклы мысли, распластанные на тысячелетия:
скажем, мы
живем в XX веке, а в нашем мышлении работают внутренние correspondance, то есть символические соответствия, и каким-то странным образом состояние, или усилие, мысли в XX веке вдруг соответствует, корреспондирует, усилию двухтысячелетней давности»[8, стр. 94].
Далее, когда Мамардашвили говорит о том, что «человека нет, а есть усилие быть человеком»[9], то, что это, как не энергия пассионарности? А когда утверждает, что общества держатся
«мускулами» особых тел, которые, судя по всему, имеют знаковую природу, то не они ли образуют те скрепы («доминанты»), которые, по мнению Гумилѐва, определяют лицо этноса:
«Древние христиане разбивали шедевры античной скульптуры; готы, вандалы и франки сжигали города с великолепными памятниками архитектуры; арабы уничтожали библиотеки в Александрии и Ктесифоне, заштукатурили фрески соборов Карфагена и Кордовы. Искусство понесло страшные, невосполнимые потери, но это нельзя назвать упадком, ибо творческий импульс как таковой уважался, а менялась только культурная доминанта»[3, стр. 515]?
Корни идей Гумилѐва более глубокие и разветвлѐнные и не ограничиваются упомянутыми именами. В данном ключе следовало бы также пересмотреть оценки идей Николая Данилевского или Освальда Шпенглера. Ведь ответ на вопрос, клонится ли Европа к закату или впереди еѐ ожидают долгие годы процветания, зависит от того, что собой представляет, как устроено и как ведѐт в себя в изменяющихся условиях «тело» европейского суперэтноса. Изменение условий жизни и развитие медицины позволило заметно увеличить продолжительность жизни человека.
Аналогичные соображения можно применить и на уровне этносов. Поэтому в свете этого выводы Шпенглера, возможно, потребуют пересмотра. Не так важно также, что панславизм Данилевского сегодня неактуален. Гораздо важнее постулирование и описание Данилевским и Шпенглером
объективных сущностей, состоящих из человеческих индивидов, но не поддающихся полному контролю с их стороны.
Учение Гумилѐва живое, готовое к развитию и требующее его. Оно нуждается в диалоге с родственными учениями и взаимном с ними обогащении и интеграции. Оно есть неотъемлемая часть протекающей сегодня, но не всегда и не всем заметной, научной революции в сфере знаний о человеке и обществе.
Помимо влияния на сферу сознания эта революция, создавая базу для разработки действительных, а не декларативных информационных, социальных, политических, управленческих и экономических технологий, способна с минимальной задержкой (в силу ускоренного протекания социально-экономических процессов) генерировать прагматические результаты, тем самым, отвечая делом, а не технологическими и финансовыми пузырями (К.
Перес [10]) на насущные требования нашего прагматического времени. Важно понимать, обосновывать, подтверждать практически и разъяснять это положение. От успеха этого дела зависят судьбы учений, развитие которых требует общественной поддержки и которые случайно или закономерно нашли своих наиболее ярких и последовательных носителей и сторонников, в основном, в Евразии.
Особенности современного этапа развития человечества, когда согласно аргументированному мнению некоторых экспертов завершается прежний и должен начаться новый 300-летний цикл, вмещающий подобно матрѐшкам более короткие 50 – 60-летние кондратьевские экономические циклы (М. Хазин[11]), вызывают появление личностей масштаба Гумилѐва, которые приносят с собой подходы и формы познания и деятельности, востребованные временем. В отличие от популярного междисциплинарного подхода, необходимость и полезность которого мы не подвергаем сомнению, мы объединяем их под названием методологии вертикальной интеграции знаний (ВИЗ)[12]. Она предполагает концентрацию в одном коллективе, а в идеале – в одной личности, философских, научных (фундаментальных и прикладных), технологических и жизненно важных практических знаний и умений без их эклектического смешения, тенденции к которому, к сожалению, имеют место. В качестве примера учения, в котором обнаруживаются подобные тенденции можно назвать тектологию А. Богданова, который утверждал, что всеобщая организационная наука со временем поглотит другие науки и философию[13]. Другой пример – методологии (точнее было бы говорить «методологизм») Г. П. Щедровицкого, рассматривающие себя в качестве всеобщей формы познания и деятельности [14]. Подобные подходы можно назвать функционалистскими или телеологическими, то есть делающими упор на смыслах (целях) и действиях (функциях), направленных на достижение целей, без должного внимания к объектам, выступающим в качестве аргументов (операндов), операторов и результатов функций. В крайнем случае они определены на математическом уровне, как структуры, состоящие из абстрактных элементов, «телесное» воплощение которых остаѐтся на усмотрение субъекта деятельности. Это касается комплексов в тектологии Богданова[14] или систем в общей теории систем Л. фон Берталанфи[15].
Лев Николаевич использовал понятие системы по отношению к этносу[3], однако этнос у него – полнокровный осязаемый, а не только математический (схематический), объект со своей особой физической, биологической, человеческой, социально-экономической, знаковой (доминанта) и в конечном счѐте интегрированной «этнической» телесностью.
Д. С. Лихачѐв в отзыве на книгу Льва Николаевича «Этногенез и биосфера» писал: «Проблема синтеза гуманитарных и естественных наук — одна из наиболее интересных и актуальных проблем нашего времени. Методика узкой специализации уже исчерпала себя и уходит в Лету;
открывается эра широких научных обобщений. Среди них первое — учение о биосфере нашего гениального соотечественника В. И. Вернадского» [16]. Солидаризуясь с этим высказыванием, уточним, что, по нашему мнению, синтез осуществляется путѐм трансформации определѐнной части гуманитарных наук в онтологическом направлении. К таким наукам, имеющим свой специфический «телесный» объект пока можно отнести только науки естественные. Причѐм, этот процесс идѐт не столько путѐм обобщений, сколько путѐм выдвижения абстракций (парадигм), способных упорядочить эмпирический материал, накопленный в процессе применения информационных технологий, интенсивного этнического, культурного, социального, экономического, политического и государственного строительства. В такого рода трансформации мы видим главную особенность учения Гумилѐва, которую нужно развивать.
О применении наследия Льва Гумилёва. Гумилѐв, насколько это возможно, избегал высказываний, навеянных социальной и политической конъюнктурой, справедливо считая, что
сама логика развитой теории приведѐт прикладника и практика к верным решениям. На своих лекциях, транслировавшихся ленинградским телевидением, он уклонялся от ответов на вопросы оценочного и конъюнктурного характера. Конечно, нужно учитывать особенности времени, когда контроль со стороны соответствующих органов был ослаблен, но не отменѐн. Но по всему было видно, что главная причина в другом. В бережном отношении к слову, особенно, брошенному в широкие массы. В недопустимости «разгула неконтролируемых метафор» (выражение М.
Мамардашвили при оценке творчества Ф. Ницше: «Не в том, что Ницше был против цивилизации, против христианства и так далее, а в том смысле, что он болезненно осознавал и показал (правда, разгулом неконтролируемых метафор), что это все — на вулкане…» [8, стр. 66]). Необходимо в этом придерживаться стиля Гумилѐва, следуя глубинной логике (онтологии) его учения, развивая еѐ, отделяя «вечное» (неизменное ядро) от преходящих наслоений и избегая спекуляций на почве вырванных из контекста метафор или субъективных суждений, от которых не застрахован даже гений.
Как не бывает второсортных людей, так же не бывает второсортных этносов. Каждый этнос, как и человек, самоценен. Нужно взаимное уважение этносов. Нельзя навязывать другим этносам своѐ. С другой стороны, единство на основе евразийства не должно противопоставлять себя другим суперэтносам. Его следует рассматривать в контексте общечеловеческого единства. С другой стороны, нельзя оставлять без внимания всяческие необоснованные «чѐрные легенды» об исчадиях ада и империях зла, которые иногда сочиняются теми, кто искренне мнит себя единственным носителем добра. Кто-то кому-то может не нравиться, это естественно, но нельзя при этом видеть соринку в глазу соседа и не видеть бревна в своѐм. Борьба с подобными отклонениями должна вестись адекватными, цивилизованными (интеллектуальными и информационными) средствами. Варварские, в том числе ксенофобские, выпады только играют на руку ксенофобам всех мастей.
Теоретическое и практическое и значение исследований Льва Николаевича Гумилѐва не ограничивается сферой этнологии, этнической и национальной политики. Разложив человека и общество на составные части и уровни исследования, нельзя потерять их как целостности.
«Экономический человек» Адама Смита в современных условиях оказался абстракцией, далѐкой от реальной жизни. Пришло понимание зависимости экономики от культуры, правовых, политических и культурных традиций общества, закреплѐнных соответствующими институтами.
На этой почве возникла институциональная экономика[17]. Международные компании эмпирическим путѐм вырабатывают отношение к этнической среде своих подразделений и этническим особенностям их сотрудников. В подобных условиях наследие Льва Николаевича является бесценным материалом, как в плане содержания, так и в методологическом плане порождения содержаний.
Выводы. В соответствии с вышеизложенным исследователям и организациям, определяющим стратегию научного и инновационного развития, предлагается обратить внимание на следующие перспективные, с нашей точки зрения, направления развития наследия Льва Гумилѐва:
– этносы, этногенез и парадигма ноосферы Вернадского. Объединение парадигм (гумилѐвской – этноса и ноосферы – Вернадского) послужит импульсом для развития обеих.
Этнос свяжет ноосферу с био- и геосферой, а источник пассионарной энергии может оказаться не в космосе, а в пределах досягаемости – в земной ноосфере, а значит, им можно будет управлять, регулируя жизнь этносов, оздоровляя и продлевая еѐ;
– онтология этноса, ноосферы и онтология знаков (онтологическая наука о знаках и сообщениях). Всѐ, что выше биосферы отличается способностью оперировать не только физическими вещами, но и их расширениями – знаками. Мы уверены, что этнос и пассионарность – это реальность. Но теорию атома от идеи Демокрита отделяют тысячелетия. Идея о том, что этнос, как целое, это, прежде всего знаковая конструкция представляется нам достаточно зрелой и продуктивной;
– роль знаков и символов в образовании энергии пассионарности. Гумилѐв приводит пример.
Наполеон, отбывая в Египет, оставил вместо себя первоклассных генералов (Моро, д’Ожеро), однако без него французская армия начала терпеть одно за другим сокрушительные поражения от армии, во главе которой стоял спешивший сразиться с Наполеоном Суворов. Почему французская итальянская армия потеряла пассионарность? Вряд ли Наполеон индуцировал пассионарность в своих солдатах и офицерах через особое поле или беспроводную связь. Более естественное объяснение – он влиял на них, как символ победы, как влияет знамя, слово или музыка, то есть
семиотически. Другой пример – потеря символической опоры (веры в будущее), как одна из причин снижения жизненной энергии и сокращения продолжительности жизни. Актуальность подобных вопросов, целесообразность управлять колоссальной энергией пассионарности, которую можно направлять как на созидание, так и на разрушение, вряд ли подлежат сомнениям;
– онтология и смыслы евразийского суперэтноса. Следуя Гумилѐву, можно сказать, что связи между этносами внутри Евразии всегда будут сильнее их внешних связей. Их ослабление носит временный характер. Однако это не снимает вопросов об интенсивности и динамике этих связей, о соотношении в них онтологической и телеологической (смысловой) составляющей. Между гео- и биосферой, с одной стороны, и ноосферой, с другой стороны, нет пропасти, но и не может быть полного соответствия, всегда остаѐтся место для запаздываний, неоднозначностей и отсюда – противоречий. Важно уметь управлять соответствующими силами;
– этносы, субэтносы, суперэтносы, глобализация и общечеловеческое единство. Онтология и смыслы. Возможно ли человечество как единый этнос? Возможен ли политически однополярный мир? Как связаны между собой ответы на эти и подобные им вопросы, которые будут получены в рамках данного исследования?;
– онтологический аспект связи этноса и общества (от онтологии этноса к онтологии общества). Интеграция теории этногенеза с новейшими исследованиями в области социологии и семиотики;
– методология вертикальной интеграции знаний (ВИЗ) об информации, человеке и обществе.
Сравнительное исследование ряда неклассических учений, возникших в 19 – 21 веках, которые объединены стремлением решить на новом витке развития задачи, сходные с решавшимися в процессе подготовки и осуществления естественнонаучной революции 17 – 18-го веков, общей определяющей чертой которых является приведение в соответствие бытия и сознания, то есть движение в направлении более полного бытия, не удовлетворяющегося деятельностью, которая сводится к бесконечным вращениям внутри неизменного пространства. Эволюция бытия неотделима от эволюции сознания. Исследование имеет целью методологически закрепить опыт, полученный на текущем этапе и в аналогичной фазе предыдущего витка развития.
Список литературы:
1. Гумилѐв Л. Н. Конец и вновь начало / Л. Н. Гумилѐв – М.: Издательская группа АСТ, 2007 – 432с.
2. Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака / пер. с фр. Д Кралечкин. – М.:
Академический Проект, 2007 – 335с. – (Философские технологии)
3. Гумилѐв Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Л. Н. Гумилѐв – М.: «Айрис-Пресс», 2012 – 560с.
4. Лосев А.Ф. Философия имени. В сб. ―А.Ф. Лосев. Из ранних произведений‖. М., изд. ―Правда‖, 1990.
5. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика/ П.А. Сорокин – М.: «Астрел», 2006.
6. Сорокин П.А. Система социологии / П.А. Сорокин – М.: Издательская группа АСТ, 2008 – 1008с.
7. Лотман Ю. О семиосфере / Ю. Лотман – Труды по знаковым системам (Sign Systems Studies), № 17, 1984 – с. 5 – 23.
8. Мамардашвили Мераб. Опыт физической метафизики / Мераб Мамардашвили – М.: Прогресс традиция, 2009 – 304с.
9. Мамардашвили М. К., Психологическая топология пути. М.Пруст ―В поисках утраченного времени‖/Изд. Русского Христианского гуманитарного института. Журнал ―Нева‖. СПБ.: 1997.
10. Перес К. Технологические революции и финансовый капитал. Динамика пузырей и периодов процветания / К. Перес. – М.: Дело, 2011. – 231 с.
11. Хазин М. «Золотой век» экономики окончился / М. Хазин // Intelligent Enterprise. – 31 августа 2009. – №12 (206).
12. Ханин И. Г. Организация управления объектами национального хозяйства на основе системно- семиотической парадигмы. Инновационный аспект / И. Г. Ханин. – Днепропетровск: Арт-Пресс, 2010. – 352 с.
13. Богданов А. А. Тектология: всеобщая организационная наука / А. А. Богданов. – М.:
«Финансы», 2003. – 496 с.
14. Щедровицкий Г. П. Знак и деятельность: в 3 кн. / Г. П. Щедровицкий. – М.: Восточная литература, 2005. – 1 кн. – 544 с.
15. Исследования по общей теории систем. Сборник переводов / [общ. ред. В. Г. Садовского, Э. Г.
Юдина]. – М.: Прогресс, 1969. – (Берталанфи Л. Общая теория систем – критический обзор).
16. Лихачев Д. Отзыв на книгу доктора исторических наук Л. Н. Гумилѐва «Этногенез и биосфера Земли» - Интернет ресурс / Режим доступа: http://gumilevica.kulichki.net/Tripus/Article12.htm 17. Расков Д.Е. Риторика новой институциональной экономической теории // Вопросы экономики.
2010. №5
