прозрачности деятельности исправительных учреждений, совершенствование управления и организационно-структурного построения уис и др. в связи с реформами в пенитенциарной системе страны, можно увязать и выход газеты «зов». Название можно расшифровать как «зона особого внимания» и ориентируется на читателей, оказавшихся в зоне особого внимания, то есть изолированных от общества. Не выдержав конкуренцию рынка, издание стало достоянием истории. республиканская правовая газета «закон и правосудие», переименованная затем в «Антикоррупционный вестник» строго одну полосу отводила проводимой гуманизации уголовно-исполнительной системы. к сожалению, еженедельник прекратил свой выход после осуждения генерального директора издания. он был задержан в мае 2008 года при даче взятки в общей сложности 1600 долларов сША и 50 тысяч тенге ответственному сотруднику Агентства рк по борьбе с экономической и коррупционной преступностью (АБЭкП рк) за предоставление материалов, компрометирующих работников судебных органов [20].
в наши дни выросли и масштабы самой юридической прессы. Появились новые издания, такие как республиканские еженедельные юридические газеты «Человек и закон», «опасная зона», «Правовой Талдыкорган», «криминальные новости» в карагандинской области, журнал
«Шығыстың сақшылары - Полицейские востока» в вко и многие другие. Таким образом, появлению и развитию юридических издании, повлияли в первую очередь проведение правовых реформ, принятие основного закона - конституции республики казахстан и законодательства о сми. вместе с тем, общественно-политическое развитие страны, экономический рост и соответственно рост благосостояния народа, также оказали благоприятное воздействие повышению внимания читательской аудитории юридическим изданиям.
список литеРатуРы 1. http://ug.zanmedia.kz/, 8 апреля 2010 г.
2. Петровский А. «возделывая правовое поле» // газета «казахстанская правда», 25 апреля 2003г.
3. Петровский А. возделывая правовое поле // газета «казахстанская правда», 25 апреля 2003г.
4. http://ug.zanmedia.kz/, 8 апреля 2010 г.
5. Жалмуханбетов к. «семь раз отмерить… исключительная мера наказания пока должна сохраняться»//
«Юридическая газета», №42(465), 2002г.
6. сартаев с. «Жизнь в кредит» // «Юридическая газета», №22, 2002г.
7. Чернышова е. «Эшафот как средство от головной боли. Не пора ли нам отказаться от смертной казни?»
// «Юридическая газета», №46(469), 2002г.
8. комментарий государственно-правового отдела Администрации Президента республики казахстан к указу «о введении в республике казахстан моратория на смертную казнь» // 19 декабря 2003 г.
9. http://ug.zanmedia.kz/index.php?option=com_content&view=article&id=4& itemid=15, 8 апреля 2010 г.
10. http://ug.zanmedia.kz, 8 апреля 2010 г.
11. http://ug.zanmedia.kz, 8 апреля 2010 г.
12. http://ug.zanmedia.kz/index.php?option=com_content&view=article&id=4& itemid=15, 8 апреля 2010 г.
13. Наталья Головина от редактора // «законодательство и практика средств массовой информации в казахстане». казахстан, № 1, май – июнь 1996г.
14. Наталья Головина от редактора // «законодательство и практика средств массовой информации в казахстане». казахстан, № 1, май – июнь 1996г.
15. www. oko-kz.com, январь 2007г.
16. слово, обращенное к читателю // еженедельник «око», 27 января 2006г.
17. слово, обращенное к читателю // еженедельник «око», 27 января 2006г.
18. слово, обращенное к читателю // еженедельник «око», 27 января 2006г.
19. www. oko-kz.com.
20. «Человек и закон», 22 мая 2008 года.
Поступила в редакцию 26.12.2010.
к.а. мухамбетова
от ФеминистскоЙ Эпистемологии к метоДам: спеЦиФика Женских исслеДованиЙ
The overview of the specific of the feminist-oriented approach put the women experience in the
center of analysis is in this article. The author also introduced the specific of the feminist epistemology, understood as a challenge, an alternative of the traditional positivist point of view. Moreover one of the most “feminist” methods as oral history or autobiographical interview is presented in the article.
все женские исследования «выросли» из феминизма. сам этот термин в свое время возник из необходимости каким-то образом назвать тех, кто выступает за право женщины быть и ощущать себя самостоятельной личностью. Дать точное определение тому, что есть феминизм сегодня, оказывается гораздо более сложной задачей. он давно перерос рамки борьбы женщин за свои права, превратившись в отдельное научное направление, и правильнее уже говорить не о теории феминизма, а о феминистских теориях. Но, как отмечают Патрисия Элиот и Нэнси мэнделл, несмотря на все многообразие определений, все феминистские дебаты «закручены» вокруг четырех вопросов:
1. в чем заключается гендерная обусловленность, гендерная природа социальных и институциональных отношений или, другими словами, каково происхождение всеобщего угнетения женщин?
2. каким образом гендерные отношения включены в систему социального неравенства и противоречий социальной жизни?
3. каким образом гендерные отношения подлежат реконструкции как исторический и социокультурный продукт, то есть в чем заключается истинная эмпирическая реальность женщины, как можно деконструировать ошибки и мифы о способностях женщины?
4. какие политические действия необходимы для преодоления институционализированной несправедливости в отношении женщин? [1, 94].
Феминистская теория активно критикует устоявшийся в социологической науке позитивистский идеал, объявляя построение альтернативной методологии и эпистемологии социального знания.
в частности, феминистское исследование настаивает на контекстуальности и локальности процесса познания, поскольку такова и социальная реальность. Подвергая критике возможность верификации социального знания, его постоянство и повторяемость, феминистки говорят о том, что в процессе познания озвучивается «молчавшее бытие», и такое знание уникально, индивидуально и не может быть проверено.
Наука и ее эпистемология идеологичны, что справедливо и в отношении социологии.
объективность полученного социального знания иллюзорна, и является отражением лишь главенствующего дискурса. По замечанию е. здравомысловой, феминистки доводят до логического конца Дюркгеймовское требование о том, что социальные факты должны объясняться только другими социальным фактами: сама социология является социальным фактом, и поэтому необходимо анализировать, как общество сконструировало этот факт и воспроизводит себя в нем [2, 180].
кроме того, производимое знание обладает гендерной специфичностью. А классическая социология патриархальна, поскольку не чувствительна к женскому опыту. сам познающий субъект не может быть свободен от чувств и пристрастий, более того рамки исследования задаются предпонятиями, предрассудками и эмоциями, что находит свое выражение в выборе предмета, языке исследования, понятийном аппарате, методе и интерпретации результатов. в частности, например, познающая женщина будет задавать другие вопросы, использовать другие методы и получать другие ответы, в силу отсутствия опыта «господства в публичном пространстве», традиционно закрепленного за мужчинами.
Таким образом, феминистское исследование предстает как заинтересованное, субъективное и политизированное. как в этом случае возможна истина? сегодня можно выделить четыре версии феминистской альтернативной эпистемологии, по-своему осмысливающих отношения познающего и познаваемого. общим для них является источник знания – женский опыт.
Так, феминистский эмпиризм решает проблему отсутствия женского опыта в социальном знании через стратегию «включения женщин» в позитивистский дискурс [2, 185]. е. здравомыслова выделяет два способа:
1. включение женщин в исследовательское сообщество, здесь предлагается изменить условия образования и профессионального продвижения женщин (университетские квоты, особые условия для профессионального продвижения женщин).
2. Формирование женской темы в ряде традиционных исследовательских областей (женщины в литературе, женщины в искусстве, женщины в политике) [2, 186].
и в первом, и во втором случае эпистемологическая ситуация не изменяется, что отмечается оппонентами. знание, получаемое в ходе исследований, мыслится как объективное. как познающий субъект «включенная» женщина начинает говорить на бесстрастном языке основных социологических теорий и игнорирует, исключает собственный опыт. «Добавление»
же женщины в качестве объекта познания сохраняет закрепленные в обществе гендерные практики, утверждающие вторичный статус женщины. все это отмечается оппонентами данного направления. Феминистский позиционный подход также ратует за включение женщин в доминирующий научный дискурс, но через изучение специфического женского опыта под особым углом угнетения, дискриминации, сопротивления. Эмоции, страдания, сексуальность, приватная сфера обычно не попадают в фокус мужского академического интереса, не замечаются и не артикулируются основным руслом мужской социальной науки. опыт страдания женщины осмысливается с так называемой «движенческой позиции», исключающей виктимизацию, и призывающей к изменениям этих практик. Приверженцы этого направления сравнивают женское исследование с ремеслом, ручной работой (например, глава в книге Шэрилин Хессе-Байбер так и называется «ремесло количественного исследования» [3, 3]), в противовес мужскому
«производству» массовых знаний. критика позиционного подхода ведется по двум пунктам:
во-первых, за ссылки на сходство в положении женщин, когда игнорируются различия между женщинами; во-вторых, за то, что «истинное объективное» знание продуцируется на основании анализа универсального одинакового для всех женщин опыта угнетения.
социально-конструктивистская эпистемология утверждает, что особой феминистской науки и универсального знания не существует. знание – это когнитивная практика, в каждой конкретной ситуации необходимо анализировать, кто изучал, что, когда и почему. Поскольку нет единой категории «женщина», значит, нет единого женского опыта. основой знания выступают множественные опыты женщин, находящихся в разных позициях. Феминистская эпистемология в данном подходе исходит из фрагментированности опытов и позиций женщин в зависимости от возрастных, сексуальных, расовых, политических характеристик, на пересечении которых формируются локализованные групповые опыты. кроме того, феминистское исследование должно включать «рефлексию перспективы, создающей линзы, через которые социолог смотрит на мир, на объект исследования» [2, 191]. Это означает, что должны рефлексироваться культурные установки и верования познающего, а также собственные интеллектуальные биографии исследовательницы.
Такой вариант эпистемологии критикуют за релятивизм, поскольку, во-первых, сложно говорить о научности локализованного знания, не всегда подлежащего верификации. и, во-вторых, постулат о различии опыта разных женщин подвергает сомнению положение об универсальном мужском господстве, что подрывает теоретические основы политической борьбы женщин.
Постмодернистская феминистская эпистемология отрицает идею нейтральных фактов, существующих независимо от теории. знание – это культурное производство власти и не может быть отделено от власти. Дискурс определяет, какие идеи могут быть выражены, а какие подлежат запрету. истинным объявляется то, чему дискурс разрешает быть истинным. социальное знание, из которого исключены женщины, должно быть деконструировано как дискурсивное производство власти, закрепляющей отношения иерархии.
Проблемы, происхождение которых связано с женщинами; альтернативные объяснительные гипотезы; цели исследования, направленные на преобразование гендерных отношений; иной взгляд на отношения познающего и познаваемого… в дебатах о специфике женских исследований неизбежно возникает вопрос о методах, вернее, об особенностях применения уже существующего методического набора.
вполне очевидно, что, стремясь озвучить «иные социальные миры», к которым относится и мир женского, феминистское исследование чаще выбирает «мягкие» и «открытые» качественные методы. их своеобразие заключается в том, что они позволяют прояснить значение тех или иных ответов, уточнить аспекты мнений, обнаружить влияния, проанализировать сложные установки и т.д. Эти методы незаменимы там, где необходимо понять закономерности и проблемы жизненного мира женщины. Таким образом, качественные подходы делают предметом исследования субъективность.
Пожалуй, одним из самых «женских» методов является устная история (oral history) или глубинное автобиографическое интервью. как отмечает Шэрилин Хессе-Байбер, рассказывание историй – это естественная часть человеческого опыта, через устную практику, разговор
связываются смыслы человеческого бытия [3, 149]. Эта традиция использовалась в древности сказателями для передачи знаний, и фактически ими была создана важная исследовательская техника. Несмотря на то, что рассказывание имеет глубокие корни в истории, адаптация этого человеческого процесса в признанный исследовательский метод произошла относительно недавно, в 1948 г. Аланом Невинсом (Allan Nevins) [3, 149].
метод может быть определен как особый вид интенсивного биографического интервью.
он позволяет исследователю изучить жизнь информантов с их собственной перспективы, в которой они создают смыслы, их чувства и отношения, связи между разными периодами жизни или различными видами опыта. Понятно, что применение этого метода требует значительных временных затрат, а также эмоциональных и интеллектуальных усилий.
устная история - это история отдельной жизни, вписанная в историю общества, с которой она связана, рассказанная самим человеком с его субъективной позиции. Принято считать, что для изучения того, каким образом переживаются глобальные исторические события в индивидуальных, частных жизнях наилучшим образом подходит именно этот метод. он позволяет проследить своеобразные узлы соединения социальных и личностных, индивидуальных проблем, индивидуального опыта и социальных изменений.
кроме того, применение метода устной истории позволяет понять конструирование социальной и индивидуальной памяти, ее важнейшие компоненты и образы, а также механизмы включения так называемых «фильтров» и интерпретацию информации со стороны исследуемого.
Данный метод строится на коммуникации и зависит от двух важных техник: слушания и рассказывания. Прежде всего, важно установить раппорт между слушающим и рассказывающим, исследователем и информантом. Это своеобразная подстройка друг под друга слушающего и рассказывающего. Таким образом, применение метода предполагает одинаковую активность обеих сторон, вовлеченных в процесс. Не зря Ш. Хессе-Байбер определяет устную историю как метод, построенный на сотрудничестве (collaborative) [3, 149].
можно выделить как минимум три техники слушания:
1. слушать «язык морали» личности, выражение ее самооценки, что позволяет установить взаимосвязь между я-концепцией и культурными нормами, между тем, «что мы говорим» и тем,
«что мы чувствуем» относительно самих себя.
2. «мета-утверждения», предполагающие постоянное возвращение к уже сказанному для уточнения и подтверждения правильности понимания.
3. слушание «логики нарратива», концентрирующее внимание на густоте, противоречиях и повторах тем в изложении информанта [3, 161-163].
с точки зрения получения информации важным является выделение категории «Голоса»
(Voice) [3, 165]. «Голос» включает в себя все элементы невербальной коммуникации, жесты, интонации, экспрессию, мимику, кинестетику, речевые паттерны и молчание. Другими словами, важно уметь «прочитать» все элементы перформанса устной истории. Таким образом, в процессе устной истории исследователю необходимо подключать и навыки наблюдателя.
рассказывание как компонент метода отсылает нас к анализу нарративных стилей или стилей повествования. очевидно, что все люди имеют разные нарративные стили, что требует от исследователя умения сконцентрироваться на структуре повествования, рассказа. Например, можно выделить мужские и женские формы коммуникации. кроме того, коммуникативные стратегии зависят также от расы, этничности, религии, гендера, класса.
По Эттер-Льюис выделяются три нарративных стиля:
1. унифицированный, предстающий как последовательное движение от темы к теме, от события к событию в хронологическом порядке.
2. сегментированный, в котором обнаруживаются разрывы, несвязанные между собой части.
Этот вариант рассказа возникает, если процесс саморефлексии информанта происходит впервые.
3. разговорный, предполагающий диалог, построенный как ответы на вопросы, поставленные исследователем перед своим собеседником-информантом [3, 166-168].
исследования, организованные с использованием данного метода осуществляются в результате индивидуальных контактов интервьюера с информантом, во время которых производится диктофонная запись устного рассказа. Повторимся, что в этом процессе участвуют двое, и роль каждого из них очень высока.
информант играет двойную роль субъекта истории: когда проживает свою жизнь реально
как человек, и когда «творит» её в устном рассказе заново. роль интервьюера состоит в выборе информанта как объекта исследования, в создании комфортного состояния для него с точки зрения
«лёгкости» и естественности протекания процесса воспоминаний, в активизации определённых сюжетных линий памяти, и, наконец, в создании научного анализа рассказа, интерпретации затранскрибированной устной информации.
отметим, что для устной истории характерна свобода композиции и развития характера повествования, и слушающий может услышать или не услышать какую-либо часть персональной истории в зависимости от сложившихся обстоятельств. связь метода с устной формой речи уже упоминалась в самом начале. именно поэтому возможно возникновение целого ряда проблем, связанных с восприятием письменной формы устной речи. Дело в том, что восприятие устной речи отличается от восприятия её транскрибированного варианта. во время чтения всё внимание направлено не на форму речи, а на её содержание.
кроме того, при слушании речь воспринимается в комбинации с другими формами передачи информации: внешностью собеседника, выражением его лица, мимикой, жестами, интонациями и так далее. здесь подключается также воображение и личный опыт исследователя. всё это существенно дополняет устную информацию сопутствующими образами и смыслами, то есть устная речь всегда существует в определенной ситуации.
в транскрибированном варианте на первый план выходит уже форма устной речи. все оговорки, неожиданная смена разговора, повторы, слова-сорняки выходят «наружу». в результате письменная речь кажется нагромождённой «ненужными» словами, нелогичной, бессистемной из-за пропусков слов и смыслов, связанных с ситуативными формами передачи информации.
всё это не только затрудняет читающему восприятие речи адекватное смыслу говорящего, но, по словам Л. мягкой, может даже возмутить культурное представление о «должной» форме публичной речи неподготовленного исследователя [4].
сложность метода заключается и в том, что устная история - это неадаптированный язык, и любая попытка кодификации письменной формы устной речи может исказить какие-то смыслы говорящего субъекта, которые и так страдают от неполноты передачи совокупной ситуативной формы, отсутствием визуальных, интонационных и других смыслов.
Автор исследования «устные истории пожилых русскоязычных женщин Таджикистана»
Л. мягкая, пишет, что женские судьбы, собираясь в архивы, удивительным образом начинают
«перекликаться» друг с другом даже на небольшом, количественном материале. Несмотря на всё многообразие индивидуальных случаев, события жизни протекают в одном временном и государственно-территориальном пространстве. Поэтому устные истории – субъективные по форме исторические представления - в целом не противоречат объективной исторической действительности, то есть они научны [4].
сегодня устная женская история – это целое направление, которое приобретает все большую самостоятельность, это «номадическая» по положению и дискуссионная по содержанию область научного поиска. как никакой другой метод, устная история позволяет исследователю ощутить полную свободу. объектом, центром изучения является женщина, её опыт, ценности, связи и отношения, стиль и ритм её жизни и времени.
с точки зрения традиционного подхода, устная история – это всего лишь автобиография. Но для феминистского взгляда - это и есть самая истинная история, «произошедшая на земле в конкретный час и в конкретном месте, социально и географически охарактеризованном» [4].
задачей исследования становится эмпирическое и теоретическое прояснение «биографического измерения гендерных отношений» [5, 217]. здесь вновь актуализируется феминистская критика
«нормальной» биографии, для которой характерны линейность, прогресс, образование, успех (неуспех), карьера. между тем, женские биографии обладают целым рядом структурных признаков:
в патриархатных обществах они изначально подлежат двойному обобществлению, которое накладывает отпечаток, как на внешнюю структуру жизненного пути, так и на субъективную биографическую перспективу.
Жизненные пути женщин отличаются от мужских образцов, они полны разрывов, пауз, противоречий, амбивалентны и нелинейны.
Женская идентичность и я-концепция гораздо сильнее ориентирована на отношения и социальные сети, что, по мнению исследовательниц, требует новых подходов в понимании
индивидуальности и автономии [5, 127].
список литеРатуРы
1. Патрисия Элиот, Нэнси мэнделл. Теории феминизма // введение в гендерные исследования. Том 2.
/ Под ред. Жеребкина с. спБ., 2001. – 991 с.
2. здравомыслова е., Темкина А. Феминистская критика эпистемологических оснований социологии:
перспективы социологии гендерных отношений. // введение в гендерные исследования. Том 1. / Под ред.
Жеребкиной и. спБ., 2001. – 708 с.
3. Sharline Nagy Hesse-Biber, Patricia Leavy. The practice if qualitative research. Sage Publication, 2006. – 416 ps.
4. мягкая Л. устные истории пожилых русскоязычных женщин Таджикистана. - http://www.
genderstudies.info/
5. мещеркина е. Феминистский подход к интерпретации качественных данных: методы анализа текста, интеракции и изображения. // введение в гендерные исследования. Том 1. / Под ред. Жеребкиной и. спБ., 2001. – 708 с.
Поступила в редакцию 03.03.2010.
г.б. сугРалимова
к пРоблеме защиты пРав безнаДзоРных ДетеЙ в г.екибастузе.
некотоРые аспекты соЦиологиЧеского исслеДования
Strengthening of family institute is one of the major problems of the state and society, promoting socialization of the person, his complete development. Formation of character, life orientation of country future citizen is completed in family. According to our research 54,2 % of subjects among which children minors from disastrous families, from group of risk are brought up in incomplete families are registered in a department on affairs of city. Incomplete family in many cases becomes the reason of problems in education. This factor becomes complicated with social trouble (drunkenness, a narcotism, unemployment). Social work with children from incomplete families becomes a mainstream in pedagogic, sociology and psychology.
сменилась целая эпоха, а мы еще не можем полностью преодолеть наследие беспризорности.
в казахстане на 1 января 2009 года на учете в инспекциях по делам несовершеннолетних стояло более 19 тысяч детей с девиантным (отклоняющимся) поведением.
укрепление института семьи – одна из важнейших задач государства и общества, способствующая социализации личности, ее полноценному развитию. именно в семье происходит формирование характера, ценностных ориентации будущего гражданина страны. По данным нашего исследования 54,2% опрошенных (среди которых дети, стоящие на учете в отделе по делам несовершеннолетних, из неблагополучных семей, из группы риска) воспитываются в неполных семьях. Неполная семья во многих случаях становится причиной проблем в воспитании. Этот фактор осложняется социальным неблагополучием (пьянство, наркомания, безработица). социальная работа с детьми из неполных семей становится главным направлением в педагогике, социологии и психологии. задачей моего исследования явилось изучение причин неблагополучия, лежащие в личности ребенка с девиантным поведением и его ближайшего окружения (семья, школа, сверстники). Проведенное мною пилотное исследование позволило получить оперативную социологическую информацию.
Эмпирическую базу нашего исследования составил социологический опрос в форме анкетирования учащихся 5-9 классов. социологическое исследование носило поисковый характер, в силу чего полученные данные необходимо воспринимать в качестве предварительных.
исследования проводилось в школах № 1, 4, 5, 9, 12, 17, 18, 21, 23, 24, 26, 33 г. екибастуза.
Было опрошено 144 респондента из стоящих на учете в оДН, из неблагополучных семей, из группы риска, стоящих на вШу (внутришкольный учет). Техника опроса предусматривала доверительность и анонимность респондентов.
таблица 1. половозрастной состав респондентов ( %).
